Хранитель смерти - Страница 24

— Она абсолютно права, — вмешался Николас. Робинсон явно был доволен, что его юная коллега уловила ту деталь, которую он имел в виду. — Колышки в губах, доктор Айлз! Если они целый год находятся на одном месте, после них остаются широкие отверстия.

Маура внимательно оглядела лежавшие на столе тцантцы. У двух из них на губах виднелись большие дыры. А у третьей — нет.

— Эту колышками не прокалывали, — продолжал Робинсон. — Ее губы сшили сразу после удаления головы. Эту сделали не хиваро. Тот, кто ее обрабатывал, решил сократить ритуал. Возможно, он не знал, как это должно происходить. А может, просто хотел продать свою поделку туристам или выменять на что-нибудь. Но этот образец — не традиционная тцантца.

— Тогда откуда она взялась? — спросила Маура.

Робинсон помедлил с ответом.

— Не могу сказать. Знаю только одно: эта голова не имеет отношения к хиваро.

Маура взяла выбранную тцантцу в свои обтянутые перчатками руки. Ей уже приходилось держать на ладонях отрубленные человеческие головы, но эта, лишенная черепа, казалась удивительно легкой — всего-навсего сухая кожа и волосы.

— Мы даже не сможем установить пол этого образца, — снова заговорил Робинсон. — Впрочем, несмотря на искажения, его черты представляются мне женскими. Для мужских они слишком нежные.

— Согласна, — отозвалась Маура.

— А как насчет цвета кожи? — поинтересовалась Джейн. — Мы сможем определить расу?

— Нет, — ответил Робинсон. — Во время усыхания кожа темнеет. В данном случае речь вполне может идти о европеоиде. А без черепа, без зубов, с которых можно было бы сделать рентгеновский снимок, нельзя сказать, сколько этому экземпляру лет.

Маура перевернула тцантцу и бросила взгляд на шейное отверстие. Удивительно было видеть пустое пространство там, где обычно располагаются хрящи и мышцы, трахея и пищевод. Шея наполовину спала, так что темная внутренняя полость была практически не видна. Внезапно доктор Айлз подумала о недавно проведенном вскрытии Госпожи Икс. Перед ней снова всплыла та картинка: усохшая ротовая полость, металлический блеск в горле мумии… И Маура вспомнила, как она была потрясена, увидев сувенирный картуш. Может, на этот раз убийца тоже поместил какую-нибудь улику в останки своей жертвы?

— Можно мне еще немного света? — попросила она.

Джозефина повернула к ней увеличительную лампу, и Маура направила луч в шейное отверстие. Сквозь узкую щель она с трудом различила какой-то светлый клубок.

— Похоже на бумагу, — заметила она.

— В этом нет ничего необычного, — отозвался Робинсон. — Иногда внутрь засовывали мятые газеты, чтобы сохранить форму при перевозке. Если это какая-нибудь южноамериканская пресса, то, по крайней мере, мы сможем узнать что-нибудь о происхождении этого экземпляра.

— У вас есть щипцы?

Отыскав инструмент в одном из выдвижных ящиков, Джозефина передала щипцы доктору Айлз. Маура просунула их в отверстие и ухватила то, что находилось внутри. Затем осторожно потянула и достала мятую газету. Разглаживая страницу, она заметила, что тексты отпечатаны не на испанском, не на португальском, а на английском языке.

— «Индио дейли ньюз»? — удивленно усмехнулась Джейн. — Это калифорнийская газета.

— И взгляни-ка на дату. — Маура указала на заголовок газеты. — Всего двадцатишестилетней давности.

— Но, возможно, голову все-таки сделали раньше, — вмешался Робинсон. — Вероятно, газету засунули внутрь позднее, для транспортировки.

— Однако мы кое-что выяснили. — Маура подняла взгляд. — Эта голова изначально не входила в собрание музея. Возможно, перед нами останки еще одной жертвы, появившиеся здесь тогда же, когда… — Она запнулась, внезапно глянув на Джозефину.

Доктор Пульчилло побелела как полотно. Маура уже не раз видела, как лица приобретают такой нездоровый оттенок (подобное случалось с молодыми полицейскими, впервые приходившими на вскрытие), а потому знала, о чем это говорит: женщину тошнит, и сейчас она либо помчится к мойке, либо, пошатываясь, побредет к ближайшему стулу. Но Джозефина поступила иначе: она просто повернулась и вышла из лаборатории.

— Я проверю, как она. — Доктор Робинсон стянул перчатки. — Джозефина неважно выглядит.

— Я присмотрю за ней, — вызвался Фрост и вышел из лаборатории вслед за доктором Пульчилло.

Дверь уже захлопнулась, а Робинсон все смотрел вслед полицейскому, видимо, размышляя, стоит ли пойти за ним.

— У вас есть документы двадцатишестилетней давности? — спросила Маура. — Доктор Робинсон?

Внезапно поняв, что доктор Айлз зовет его, куратор обернулся.

— Что, простите?

— Двадцатишестилетней давности. Дата газеты. У вас есть документы того времени?

— А! Да, мы нашли инвентарные книги тысяча девятьсот семидесятых и восьмидесятых годов. Но я не помню, чтобы там упоминались тцантцы. Если даже голова поступила к нам в то время, в записях она не значится. — Куратор посмотрел на Саймона. — Ты не помнишь?

Саймон устало покачал головой. Он казался выжатым как лимон, словно за последние полчаса состарился лет на десять.

— Я не знаю, откуда взялась эта голова, — проговорил он. — Понятия не имею, кто и зачем поместил ее за ту стену.

Маура пристально посмотрела на усохшую голову с навечно зашитыми веками и губами и тихо сказала:

— Похоже, кто-то формировал здесь свою собственную коллекцию.

9

Джозефине страшно хотелось побыть одной, но она так и не смогла придумать благовидного предлога, чтобы отделаться от детектива Фроста. Вслед за Джозефиной он поднялся по лестнице к ее кабинету и теперь, стоя в дверях, с тревогой следил за доктором Пульчилло. У него был спокойный взгляд и доброе лицо, а лохматые светлые волосы напомнили Джозефине о взъерошенных мальчишках-близнецах, которых она частенько видела катающимися с горки на соседней детской площадке. Тем не менее он был полицейским, а полицейские путали Джозефину. Не стоило уходить из лаборатории так внезапно. Не стоило привлекать к себе внимание. Но взгляд на газету был словно удар кулаком — от него перехватило дыхание, и почва ушла из-под ног.