Хранитель смерти - Страница 86

— Разве она не любит тебя? Разве не хочет тебя спасти? Почему она не приходит?

«Ничего не говори, — велела себе Джозефина. — Не шевелись. Пусть нагнется пониже».

— Все эти годы ей удавалось прятаться от меня. Но если она не появится теперь, значит, она трусиха. Только трусиха позволит своей дочери умереть.

Джозефина почувствовала, как просел матрац, когда мужчина опустился на колени возле нее.

— Где она? — спросил похититель. — Где Медея?

Безмолвие жертвы бесило его. Сжав ее запястье, он заговорил снова:

— Возможно, этого недостаточно. Может, пора отправить им новый сувенир. Как думаешь, палец для этого подойдет?

«Нет! — воскликнула про себя Джозефина. — Боже мой, нет!» Ужас, поселившийся внутри, орал, что надо вырвать руку, завопить — сделать что угодно, дабы избежать пытки. Однако Джозефина не двигалась — она по-прежнему изображала жертву, парализованную отчаянием. Похититель направил луч фонарика прямо ей в лицо, и, ослепленная светом, она не разобрала его выражения, не увидела ничего в черных впадинах глаз. Он так увлеченно пытался добиться от нее ответа, что не заметил предмета, который Джозефина сжимала в свободной руке. Он не заметил, как ее мышцы напряглись, словно тетива лука.

— Возможно, когда я начну резать, — продолжал мужчина, — ты заговоришь.

Он вынул нож.

Выбросив руку вверх, Джозефина вслепую направила узкий каблук туфли похитителю в лицо. Она услышала, как шпилька глухо ударилась о плоть, а затем мужчина, завопив, свалился на спину.

Схватив фонарик, она с размаху ударила его об пол, чтобы разбилась лампочка. Подвал погрузился во мрак. «Темнота — мой союзник», — пронеслось в голове у Джозефины. Она откатилась в сторону и с трудом поднялась на ноги. Джозефина слышала, как он ползает по полу в метре от нее, но ничего не видела, и он тоже не видел. Оба были одинаково слепы.

«Только я знаю, как дойти до двери в темноте», — подумала Джозефина.

В результате бесчисленных репетиций и приготовлений дальнейшие действия крепко засели в ее памяти. От края матраца до стены было три шага. Еще семь шагов вдоль стены, и она окажется у двери. Из-за гипса на ноге ее движения замедлялись, зато не нужно было терять время на поиски во тьме. Она сделала семь шагов. Восемь. Девять…

«Где же эта чертова дверь?»

Джозефина слышала тяжелое дыхание похитителя, его раздраженные стоны — он пытался сориентироваться и обнаружить ее в абсолютно темном помещении.

«Ни звука! — сказала она себе. — Не позволяй ему понять, где ты».

Она медленно попятилась, почти не осмеливаясь дышать, и начала переставлять ноги с невероятной осторожностью, чтобы не выдать своего местоположения. Рука, сначала скользнув по гладкому бетону, наткнулась на дерево.

Дверь.

Джозефина повернула ручку и толкнула ее. Внезапный визг петель показался оглушительным.

«Быстрее!» — напомнила себе она.

И услышала, как похититель, мыча, словно бык, рванул вслед за ней. Джозефина, спотыкаясь, выскочила наружу и захлопнула дверь. В тот самый момент, когда мужчина ударом попытался распахнуть ее, она задвинула засов.

— Ты не можешь сбежать, Джозефина! — заорал он.

Она рассмеялась, и этот смех показался ей чужим — диким, беспечным и лающим звуком победы.

— Я ведь только что сделала это, козел! — крикнула она в ответ.

— Ты пожалеешь об этом! Мы думали оставить тебя в живых, но теперь не оставим! Не оставим!

Он начал кричать, с бессильной яростью барабаня в дверь, а Джозефина стала медленно и ощупью подниматься по темной лестнице. Загипсованная нога глухо стучала по деревянным ступеням. Джозефина не знала, куда ведет эта лестница, к тому же на ней царил почти такой же мрак, как в ее бетонном бункере. Но, казалось, с каждым шагом становится все светлее. Двигаясь вверх, она постоянно твердила в уме свою мантру: «Я дочь моей мамы. Я дочь моей мамы».

На полпути к последней ступеньке Джозефина заметила наверху свет, очерчивающий контуры двери. И только приблизившись к ней, Джозефина вдруг вспомнила о том, что минуту назад сказал ее похититель.

«Мы думали оставить тебя в живых».

«Мы».

Внезапно дверь распахнулась, и внутрь ворвался до боли яркий свет. Джозефина заморгала, привыкая к нему, пытаясь разглядеть фигуру, что возникла в светлом прямоугольнике дверного проема.

И она узнала эту фигуру.

32

Двадцать лет запустения, суровые зимы и поднятие грунта превратили частную дорогу Института Хильцбриха в потрескавшийся асфальт с пробивающимися наружу корнями деревьев. Джейн остановилась у вывески «Владения на продажу» и, размышляя, стоит ли ехать дальше по искореженной дороге, дала передышку своему «Субару». Вход не был завешен цепью, и на территорию мог попасть кто угодно.

Кто угодно мог ждать ее там.

Вытащив свой мобильный, Джейн увидела, что сигнал по-прежнему принимается. Она поразмыслила, стоит ли вызывать небольшое подкрепление из местных полицейских, а потом решила, что эта идея глупа и унизительна. Ей не хотелось, чтобы здешние полицейские хохотали над городской женщиной-детективом, которая не смогла без сопровождения войти в страшный мэнский лес. «Да, детектив, скунсы и дикобразы — смертельно опасны».

Она поехала дальше по дороге.

«Субару», подпрыгивая, двигался по растрескавшемуся дорожному покрытию, а навязчивые ветки кустарников царапали его двери. Опустив окно, Джейн вдыхала запах прошлогодних листьев и влажной земли. Дорога становилась всё ухабистей, и, объезжая рытвины, Джейн начала волноваться, что повредит оси и будет торчать в лесу одна. Эта перспектива беспокоила ее куда больше, чем необходимость прогулки по одной из центральных улиц большого города. Она понимала, что такое город, и знала, как справляться с тамошними опасностями.