Хранитель смерти - Страница 98

И тогда она поняла. Ее пробрал холод, словно вены сковало льдом. «Это случится сегодня», — решила Медея.

Внезапно ее затрясло. Она была не готова к этому, и ей вдруг захотелось использовать стратегию, которая почти три десятилетия сохраняла ей жизнь, — бегство. Однако Медея пообещала себе, что в этот раз устоит и будет бороться. Сейчас ей не придется рисковать жизнью дочери — только своей собственной. И она поставит свою жизнь на карту, если таким образом удастся наконец обрести свободу.

Медея шагнула во мрак спальни, где висели слишком прозрачные шторы. Если включить свет, ее силуэт будет четко прорисовываться в окне. А если ее не видно, значит, и отыскать не получится, поэтому она не стала разгонять тьму. Замок на двери был очень хлипкий — всего лишь кнопка на рукоятке, любой злоумышленник вскроет его за минуту, но, возможно, эта драгоценная минута ей как раз и пригодится. Заперев дверь, Медея обернулась к постели.

Во тьме раздался тихий вздох.

От этого звука волоски у нее на затылке встали дыбом. Пока она старательно запирала двери, проверяла окна, незваный гость уже ждал ее в доме. У нее в спальне.

— Отойди от двери, — спокойно приказал он.

Она с трудом различала безликую фигуру, сидевшую в кресле в углу. Но видеть было необязательно: Медея знала, что он держит в руке пистолет. Она повиновалась.

— Вы допустили серьезную ошибку, — сказала она.

— Это ты допустила ошибку, Медея. Двенадцать лет назад. Понравилось тебе стрелять в затылок беззащитному парнишке? Мальчику, который ничего тебе не сделал?

— Он ворвался в мой дом. Он был в спальне у дочери.

— Он не сделал ей ничего плохого.

— А мог бы сделать.

— Брэдли не был жестоким. Он был безобидным.

— Его напарника безобидным не назовешь, сами знаете. Вы прекрасно понимаете, какой тварью был Джимми.

— Но он не убивал моего сына. Это сделала ты. Во всяком случае, Джимми оказал любезность и позвонил мне в ту ночь, когда это случилось. Сообщил, что Брэдли больше нет.

— Вы называете это «любезностью»? Джимми использовал вас, Кимбалл.

— А я его.

— Чтобы отыскать мою дочь?

— Нет, твою дочь я и так нашел. Я заплатил Саймону, он взял ее на работу, и я мог спокойно наблюдать за ней.

— И вам все равно, как поступил с ней Джимми? — Пистолет был направлен на Медею, однако от ярости ее голос все равно зазвучал громче. — Она ведь ваша внучка!

— Он оставил бы ее в живых. Мы так договорились с Джимми. Он должен был отпустить ее, когда все будет кончено. Я хотел одного — чтобы ты умерла.

— Но это не вернет Брэдли.

— Зато круг замкнется. Ты убила моего сына и должна заплатить за это. Жаль только, что Джимми не смог сделать это вместо меня.

— Полиция поймет, что это ваших рук дело. Вы готовы отказаться от всего ради этой мести?

— Да. Потому что никто, мать твою, не должен связываться с моей семьей!

— Зато ваша жена будет страдать.

— Моя жена умерла, — сообщил он, и эти слова обрушились во тьму, словно ледяные камни. — Синтия умерла прошлой ночью. Все, чего она хотела, все, о чем мечтала, — это снова увидеть сына. Ты лишила ее этой возможности. Слава богу, что она так и не узнала правду. Хоть от этого я смог уберечь ее — от сознания, что наш мальчик убит. — Кимбалл глубоко втянул воздух, а затем выдохнул со спокойным чувством неизбежности. — Теперь мне осталось только это.

Медея видела, как во мраке поднялась его рука, и знала: пистолет нацелен на нее. Она понимала: то, что сейчас случится, должно было произойти уже давно, потому что началось двенадцать лет назад, той ночью, когда погиб Брэдли. Нынешний выстрел будет всего лишь отзвуком предыдущего, эхом, задержавшимся на двенадцать лет. В каком-то смысле все это — причудливая форма правосудия, и Медея понимала, почему это случится, ведь она сама была матерью и, если бы кто-нибудь причинил вред ее ребенку, тоже захотела бы отомстить.

Она не винила Кимбалла за то, что он собирался сделать.

Пока он нажимал на спусковой крючок, Медея чувствовала странную готовность, а потом пуля ударила ей в грудь.

38

Вот тут все могло бы закончиться, думаю я, лежа на полу. Моя грудь горит от боли, и я с трудом дышу. Кимбаллу нужно сделать всего несколько шагов, чтобы приблизиться ко мне и произвести финальный выстрел в голову. Но в коридоре слышатся шаги, и я знаю: он тоже слышит их. Спальня оказалась западнёй — он застрял тут вместе с женщиной, в которую только что выстрелил. Они стучат в дверь, в дверь, которую я по глупости заперла, посчитав, что она защитит меня от преступника. Я даже и не предполагала, что закроюсь от собственных спасителей, от полицейских, которые ехали за мной к дому, от людей, которые наблюдали за мной всю прошедшую неделю, ожидая этого нападения. Сегодня мы все наделали ошибок, возможно, даже роковых. Мы не ожидали, что Кимбалл влезет в мой дом, когда там никого не будет, мы не предполагали, что он будет ждать меня в спальне.

Но самую большую ошибку совершил сам Кимбалл.

Дерево ломается, и дверь с треском падает внутрь. Полицейские похожи на разъяренных быков. Они врываются с криком, топотом, резким запахом пота и враждебности. Звук такой, будто в комнату вломилась буйная толпа, но потом, щелкнув выключателем, кто-то зажигает свет, и я вижу, что в комнате всего четыре мужчины-детектива, и все они направили пистолеты на Кимбалла.

— Бросьте оружие! — велит один из них.

Кимбалл до того потрясен, что не может ответить. Его глаза — траурные впадины, а лицо вытянуто от удивления. Он привык отдавать приказы, а не подчиняться им, и теперь стоит, беспомощно сжимая пистолет, словно оружие приросло к его ладони и он при всем желании не способен выпустить его из рук.